Статью “Философия русской матрёшки” в конце 90-х в московский “Музей матрешки” принес философ-космист Юрий Владимирович Линник. Музея давно нет, а оригинал статьи вдруг нашелся. Вот он:
Философия русской матрёшки
1. В зависимости от того, какой контекст мы задаём нашей матрёшке, её универсальный символизм получает разные оттенки:
– для русского человека она означает прежде всего неизбывность жизни – витальную бесконечность её умножения – благословенную череду поколений;
– в масштабе всей Ойкумены матрешка образно воплощает новое миропонимание, связанное с фрактальной парадигмой – она метафорически моделирует многоуровневый, иерархийно устроенный Универсум.
Оба смысла коррелируют. За ними стоит общий архетип. Суть его можно определить так: Идея Вложенных Структур. Что конкретно вкладывается друг в друга? Для космолога это миры, для биолога – зачатки, для математика – рекурсии. Содержательное наполнение меняется, но инвариантной остаётся структура. Перед нами изоморфные системы. Матрёшка входит в этот ряд.
2. Матрёшка сегодня кажется чем-то имманентным русской культуре – видится как её исконный атрибут, имеющий глубокие корни в народном менталитете. Интереснейшая аберрация! Она весьма значима сама по себе. Ведь матрёшке немногим более ста лет. И если мы чувствуем в ней нечто изначальное, древнее, то это свидетельство её органичности, несказанной доподлинности. Матрёшка отозвалась в заветных глубинах нашего бессознательного – и была ассимилирована им как что-то своё, безусловно и абсолютно родное, существовавшее на Руси испокон веков. Матрёшка попала в унисон нашим родовым установкам, идеалам, чаяньям. Это поразительный факт.
Спор о происхождении матрёшки имеет определённое идейное сходство с так называемым варяжским вопросом. Своё или чужое? Почвенное или пришлое? Корневое или заимствованное? Альтернатива по сути одна и та же.
3. Попробуем выявить русскую предысторию матрёшки
Начинать надо с Архетипа Мирового Яйца – он созвучен Идее Вложенных Структур.
Мысленно перенесёмся в мезолит. Для этого периода характерно обилие заболоченных поверхностей. Много водоплавающей птицы — это объект и внимания, и охоты. Утка первенствует среди добычи. Не сочетание ли этих обстоятельств сделало её центральным персонажем космогонических мифов? Лённротовская «Калевала» начинается с рассказа о претворении утиного яйца в космос:
Из яйца, из нижней части.
Вышла мать-земля сырая;
Из яйца, из верхней части,
Стал высокий свод небесный.
Схожие мотивы развиваются и на славянской почве. Они универсальны, космополитичны. Изображение Мирового Яйца мы находим среди онежских петроглифов. Согласно гипотезе К.Д Лаушкина, именно оно является элементом композиции, вписанной в лавовое пятно на острове Большой Гурий. Здесь переживаешь сложные чувства, отражающие иерархийность бытия: внутри яйцевидного Универсума – птичье яйцо; малое по законам унисона вторит великому; сквозные подобия пронизывают всё сущее.
Яйцо стало одним из главенствующих символов в Ойкумене. Оно читалось как знак. Указующий на непрерывность жизни.
Задолго до Христова Воскресения яйцо вкладывали в руки усопшего.
Дабы обеспечить хорошую всхожесть семян, яйцо закапывали в первую борозду.
При первом выпасе скота яйцо прокатывали по бычьему хребту.
Сколь поэтичны эти обряды! Цель их одна: содействовать умножению жизни – обеспечить бесконечность её перспективы. Яйцо несло эту бесконечность в сжатом виде.
Когда оно покраснело в руках Тиберия, ничуть не удивив Марию Магдалину своей ошеломительной метаморфозой, то это означало новую веху в развитии его символизма.
4. Русский фольклор как бы предугатавливал появление матрёшки
Кошей Бессмертный так говорит о месте своей погибели: «там стоит дуб. под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце смерть» (1). Сколь фантастично реализовалась тут идея Вложенных Структур!
Своеобразное преломление этот великий архетип получил и в искусстве слова. Бесконечная рекурсия заложена в докучные стихи и сказки. Идея Вложенных Структур нашла в них игровое, безудержно весёлое воплощение. Как долго поп будет повторять надпись на могиле своей собаки? Памятные таблички вложены друг в друга наподобие зеркальных взаимоотражений.
Традиция раскраски пасхальных яиц – и натуральных, и точёных – ухолит на Руси в незапамятные времена. В 1675 г. к этому делу был привлечён царский иконописец Богдан Салтанов. Вскоре на новой для себя стезе стала трудиться вся Оружейная палата. Роспись делалась всё более искусной. Травщик Иван Маскжов – школа Симона Ушакова – семья Фёдора Зубова: этими славными именами отмечены вехи в укреплении традиции.
Когда появились первые разъёмные яйца? Символизм заложенной в них схемы взволновал М.М. Пришвина:
«Я думал. что у каждого из нас жизнь, как наружная оболочка складного пасхального яйца: кажется, так велико это красное яйцо, а это оболочка только, – раскроешь, а там синее поменьше, и опять оболочка, а дальше зелёное, и под самый конец выскочит почему-то всегда жёлтенькое яичко, но это уже не раскрывается, и это самое, самое наше» (2).
Отец русской матрёшки – Василий Петрович Звёздочкин – родился на подольской земле. Кустари-токари здесь давно наловчились делать игрушки-вкладыши. Особенно прославилась Бабенская артель.
Земляки Звёздочкина сработали 100-местное пасхальное яйцо! Изделия этого типа были ему не в новинку. Могли ли детские впечатления не сказаться в его будущей работе? 22-х лет от роду он пришёл в «Детское воспитание». Это был 1898 год. Спустя два года сотворённая им матрёшка была представлена на Всемирной выставке в Париже. Со временем её слава станет воистину планетарной.
5. Храм Василия Блаженного – и матрёшка: почему их соположенность кажется столь естественной? В обоих случаях запечатлена избыточность жизни – её вегетативная мощь – её цветение. Восславляется плодородие, чадородие. Органическое начало, несущее в себе заряд бессмертия, осмыслено эстетически. Для его выражения гениально найдены адекватные средства.
Лоноплодная матрёшка изоморфна иконе Богоматери «Знамение».
Андрей Вознесенский пишет:
Я – семья.
Во мне как в спектре живут семь «я».
Эти стихи мнятся посвящёнными матрёшке.
В чудесной игрушке воплощена философия рода – его заявка на вечное продолжение.
Внутри матрёшки таится целое семейство? Вог дети-погодки: мал мала меньше. Или здесь метафорически указуется на позвенную связь поколений? Это вариации одного смысла. В матрёшке воспета вдохновляющая и обнадёживающая непрерывность жизни.
Через посредничество этой игрушки можно понять и прочувствовать мироощущение русского крестьянства. Матрёшка хорошо смотрелась бы в окружении картин Ефима Честнякова. Здесь один дух.
Эхо репродуктивной магии ощущается в матрёшке. Крестьянский двор как совокупность – и люди, и животные, и пахота – должен воспроизводиться во времени. Матрёшка несёт в себе как бы этого самоповторения. Или его образную формулу. Причём в неё заложена программа умножения, прироста!
Матрешка возникла в канун крушения великой крестьянской культуры. Тем не менее мы вправе сказать, что она вобрала в себя – хотя и явилась поздним обретением – ее самые сокровенные интенции. Внутри северной крестьянской избы – если на нее одновременно посмотреть и поэтически, и системно – мы легко обнаружим некое подобие матрешки. Бабушка – мать – дочка – ее кукла. Идея Вложенных Структур получает здесь прекраснейшую манифестацию. Семья устроена фрактально. Как и матрешка – ее яркая метафора. Со всем основанием мы можем заключить: сельский дом и матрешка связаны взаимно-однозначным соответствием – модельно представляют друг друга.
6. Матрёшка может рассматриваться как метафора потенциальной, постоянно прибывающей и перерастающей себя, биологической в своей сути бесконечности. Она направлена и в глубь, и в ширь – устремляет нас и в микро-, и в мегамир. Рассмотрим на исторических примерах оба эти случая.
Гомеомерии Анаксагора: они устроены как матрёшки. Только невероятно сложные! Ведь они реализуют максималистский, экстремальный для наших познавательных возможностей, ультра-парадоксальный принцип всё во всём. Вместит ли его наше сознание? Симпликий пишет об Анаксагоре: «каждая гомеомерия, подобно Вселенной, содержит в себе все вещи, и даже не просто бесконечные по числу, но и бесконечное число раз бесконечные» (3).
Иерархия бесконечностей!
Здесь предваряются великие озарения Георга Кантора.
Инфинитное множество инфинитных множеств: это ведь по сути тоже матрёшка – хотя наша сенсорика не может схватить её абстрактную, размывающую все контуры, уходящую от привычных определений форму.
Монада Готфрида Вильгельма Лейбница: и она находит в нашей философичной игрушке блистательное образное представление. Вот онтология матрёшки, развитая в «Монадологии»:
«Всякую часть материи можно представить наподобие сада, полного растений, и пруда, полного рыб. Но каждая ветвь растения, каждый член животного, каждая капля его соков есть опять такой же сад и такой же пруд» (4).
Мир Г.В. Лейбница можно разбирать как матрёшку. Только мы никогда не найдём последнего вложения.
Инфра-мир Фурнье Дальба – в начале XX века он пророчествовал о бесконечной вложенносим материивпервые направив интуицию в ее субатомные глубины. Читаем у него:
«Атомы одной вселенной являются солнцами в ближайшей меньшей; электроны являются ее планетами» (5).
Этими эпатажными построениями вдохновлялись и К.Э. Циолковский, и В.Я. Брюсов – автор стихотворения «Мир электрона»:
Быть может, эти электроны
Миры, где пять материков,
Искусства, знанья, войны, троны
И память сорока веков!
Стихам В.Я. Брюсова вторит «Микрофантазия» Л.К. Черевичника:
…в моём кармане,
в маленьких мирах –
пылинках,
грязинках,
табачинках,
имеющих свои непознанные законы,
свою разумную жизнь.
Бутстрап Джеффри Чу: элементарная частица содержит в себе все другие элементарные частицы – способна превратиться в любую из них. Это тоже матрёшка! Но только виртуальная. Вложение в данном случае не должно пониматься механически – оно проявляет себя через неисчерпаемость воистину фантастических, бурлескных метаморфоз, превосходящих своей парадоксальностью и неожиданностью те, которые описал Овидий.
Вознесенский, Евтушенко, Рождественский и Высоцкий – стихи о матрёшке
Фрактал Бенуа Мандельброта: идея самоподобия, разворачивающегося по обеим ветвям бесконечности – внутрь и вовне – получила здесь художнически значимую экспликацию. Красота фракталов зачаровала нас. Можно сказать так: благодаря им прорезалось новое эстетическое измерение – будто мы попали в музей другой цивилизации. Адаптировавшись к небывалой новизне, мы осознали, что фракталы давно окружают человека. У нас благодаря озарениям Б. Мандельброта открылись глаза на них. Вот так называемый треугольник Серпинского. Он был построен в 1915 г. Это типичный фрактал. Как и наша матрёшка. Казалось бы, это объекты разной природы. Но их сущностный гомеоморфизм очевиден.
Теперь направим рекурсию в космос.
В основе Вселенной Иоганна Ламберта и нашей матрёшки лежит один и тот же архетип. Мир у немецкого космолога получился трёхуровневым. Или трёхместным: планета – звезда – Млечный Путь. Однако в свою модель И. Ламберт заложил неограниченную экстраполябельность. Он предсказывал существование систем 4-го, 5-го и т.д. порядков. ХХ век подтвердил его наития. Была открыта множественность галактик (4-й порядок!). Сегодня ставится вопрос о множественности вселенных (5-й порядок!). Матрёшка Иоганна Ламберта блистательно демонстрирует качество растучести.
В начале ХХ века идеями Иоганна Ламберта увлёкся Карл Шарлье. Универсум он рисовал как бесконечную совокупность вложенных друг в друга систем. Задав некоторые условия, связанные с расстояниями между равноправными системами и характером уменьшения в них плотности материи, он успешно снял два мучительных парадокса – фотометрический и гравитационный. Это стало возможным потому, что миры у него вкладывались друг в друга без плотной притирки – оставались большие зазоры. Благодаря им сходили на нет, гасились оба затруднения. Карл Шарлье дерзнул построить n-местную космологическую матрёшку.
Матрёшка – Матрёна – Матрона – Матри: в этих именах один корень – одна сущность. Как же удачно названа русская игрушка! Она вносит свой вклад в культ Матери Мира – является её своеобычной иконой, передающей самые сокровенные и сущностные черты первообраза.
Психоанализ показал: память материнского лона – нашей первой экониши – продолжает жить в бессознательном. Не она ли в критические моменты спасительно питает нас ощущением абсолютного уюта и надёжной защиты? Матрёшка инициирует эти тонкие, неглаголемые переживания. Можно сказать так: она возвращает нас в некий идеальный космический матриархат, где нет жестокости и насилия – там царят любовь и взаимность.
Не является ли матрёшка знаком неоматриархата? Или Эпохи Третьего Завета? Или эры Матери Мира? Или эона Софии? Серебряный век жил всеми этими чаяниями. Он остро ощутил: асимметрия между Патри и Матри – резкое смещение в сторону мужского начала – грозит человечеству величайшими потерями. Надо восстановить гармонию. Матрёшка вносит свой вклад в достижение этой цели.
Гендерная проблематика возникла не вчера. Важно подчеркнуть её ценностные аспекты.
Мужское или женское?
Предпочтения в этой сфере субъективны. Тем не менее их значимость для культуры огромна.
Своеобразную проекцию данная дилемма имеет внутри истории преформизма.
Мы имеет в виду спор анималькулистов и овистов. Сходясь в том. что в зародыше целокупно представлен весь организм – и в этом убеждении противостоя сторонникам эпигенеза, постепенного развития – они разную роль придавали соответственно сперматозоиду и яйцеклетке.
АЬ оѵо – всё из яйца: сказанное в античные времена о Леде сторонники овизма могли бы сделать девизом своего учения.
Omne vivum ex оѵо – всё живое происходит из яйца: сейчас мы процитировали основоположника теории эпигенеза Уильяма Гарвея, но это общее утверждение вполне созвучно и преформизму в его овистском изводе.
Наша прародительница Ева: согласно радикальному овизму, в ней актуально присутствовала вся цепь будущих поколений. Актуально, а не потенциально! Эта ёмкость кажется невероятной. Снова приходит на ум инфинитная матрёшка. Она могла бы стать символом овизма.
Последовательный преформист Антонио Валлиснери считал, что размеры вложенных друг в дрѵга организмов связаны геометрической прогрессией – закономерно уменьшаясь, они должны уйти за предел планковской длины. Возникшую ситуацию определили так: парадокс опрокидывания в бесконечность. Наша матрёшка чревата этим парадоксом.
Самый известный сторонник овизма Шарль Бонне, изучая партеногенетическое размножение, соответственно сформулировал интересное понятие: «вложенные зачатки». Учёный утверждал, что каждая особь несёт в себе энное число вполне узнаваемых – при надлежащем увеличении – будущих форм. Это биологическая бесконечность. Как и бесконечность Вселенной, вдохновлявшая эстетиков XVIll века, она вызывает в нас чувство возвышенного.
Рассказывая ученикам о гармонии сфер, Пифагор разрезал луковицу – биомодель своего космоса Она устроена по принципу рекурсии. Как и складное пасхальное яйцо. Или матрёшка.
Рекурсия строится на алгоритме постоянно развёртывающегося самоподобия – нас увлекает и захватывает его экспансия. Этим рекурсия отличается от итерации: повторяемость в данном случае монотонная.
Программисту Л. Питеру Дойчу принадлежит такой афоризм:
«Итерация — от человека, рекурсия – от Бога» (6).
Матрёшка – это рекурсия.
Игровая, фрактальная по своей природе, уводящая нас в бесконечность, мажорная и оптимистическая рекурсия!
Тезаурус матрёшки неисчерпаем.
Это беспрецедентно.
Литература:
1. Афанасьев А.Н. Русские народные сказки. Т. I М., 1985. С. 286
2. Пришвин М.М. Кащеева цепь. В кн.: Собр. соч. Т. 2. М., 1982. С. 14
3. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С. 517
4. Лейбниц Г.В. Монадология. В кн.: Собр. соч. Т.1. М., 1982. С. 425
5. Дальб Фурнье. Два новых мира. Одесса. 1911. С. 61
6. ru.enc.tfode.com
